Перенос и контрперенос. Контрперенос

Контрперенос

Контрпереносные реакции оказывают огромное влияние на процесс психотерапии. В целом эта тема исследована очень мало и все еще плохо понята, так что читатель будет вынужден удовлетвориться лишь набором различных дефиниций и конкурирующих друг с другом попыток прояснить ситуацию (Baum, 1969-1979).

Зингер (Singer, 1970) указывал на то, что контрперенос, похоже, проявляется тогда, «когда терапевт испытывает чувство тревоги при работе с пациентом, когда он боится переживания и мыслей, вызванных терапевтической работой и когда его желание избежать тревоги и ее психодинамические корни вынуждают его к принятию защитных установок». Эти защитные установки влияют в свою очередь на подлинное психотерапевтическое понимание пациента. Де Вальд (De Wald, 1976) рассматривает психоаналитический процесс как новую модель межличностных отношений. Контрперенос, когда реакции аналитика копируют реакции пациента и превалирует повторение, а не новый опыт, ведет к деструкции.

В более широком смысле контрперенос лучше всего может быть понят как проявление нежелания терапевта узнать или усвоить что-то новое о самом себе. Это может быть и отражением склонности не обращать внимания на определенные грани самого себя и оставлять нерешенными внутренние психологические проблемы. Подобные мощные контрсилы порой вызывают у терапевта достаточно враждебное отношение к пациенту. Такая враждебность, явная или скрытая, проявляется в ошибочных действиях или оценках, иррациональной «дружелюбности» или столь же иррациональных неприязни или гневе. Мак-Лафлин (McLaughlin, 1981) вообще предлагает исключить термин «контрперенос», предполагающий определенное превосходство аналитика и представляющий дело так, будто аналитик при «столкновении» с пациентом находится в «мудрой» позиции. Вместо этого он предлагает термин «перенос аналитика», чтобы подчеркнуть ответственность, разделяемую двумя участниками.

Бреннер (Brenner, 1985) также считает, что нет необходимости в термине «контрперенос», поскольку имеется в виду просто перенос аналитика в аналитической ситуации. Он рассматривает желание видеть других страждущими или испытывающими сексуальные трудности как типичное инфантильное желание, которое, как и все другие отклонения, усиливается, если работать психоаналитиком. Набор компромиссных образований, позволяющий аналитику быть «собственно аналитиком», включает и эти желания, и защиты от них, что и обеспечивает нормальное аналитическое функционирование; если в силу определенных обстоятельств такой баланс нарушается, то аналитику нужно помочь, или продолжение его работы станет затруднительным.

Всякий, кто работал с начинающими терапевтами, может привести большое число примеров, подтверждающих сильные контрпереносные реакции, и самое важное в супервизорской работе – помочь начинающему терапевту осознать свои контрпереносные реакции. Все реакции контрпереноса, по Зингеру, могут быть грубо разбиты на три категории (Singer, 1970):

1. реакции иррациональной «доброты» и «заботы»,

2. реакции иррациональной враждебности по отношению к пациенту,
3. тревожные реакции терапевта из-за пациента.

Все эти реакции могут проявляться как в обычной жизни, так и в снах или фантазиях терапевта.

Возможно, наиболее детальным было исследование контрпереноса, предпринятое Ракером (Racker, 1968), который пошел дальше, чем кто-либо, в попытке понять глубокие инфантильные и возможные невротические корни контрпереноса. Существует, однако, большое поле для дискуссий по этим вопросам, особенно вследствие того, что сам Ракер стремился объяснить это явление при помощи очень противоречивых представлений, используя теорию Кляйн. Хант и Иссачароф (Hunt & Issacharoff, 1977) дали обзор взглядов Ракера в своей работе. Ракер указывает, что значение, приписываемое контрпереносу, и его важность зависят от тех двух негативных последствий, к которым он может привести. Непосредственными результатами контрпереноса является то, что он может: 1) нарушить или исказить восприятие бессознательных процессов пациента терапевтом и 2) не повлиять на способность терапевта воспринимать происходящее, но нарушить его способность к интерпретации.

Так, например, манера поведения, тон голоса, форма интерпретаций и даже стиль отношения к пациенту могут испытывать сильное влияние контрпереноса. И когда пациент жалуется на тон, манеры или голос терапевта, это не всегда проявление только его переноса по отношению к терапевту. Это может отражать и восприятие пациентом контрпереносных проблем терапевта, поскольку, как напоминает Арлоу (Arlow, 1985), «в той же степени, в какой мы наблюдаем и исследуем пациентов, и они наблюдают и исследуют нас. Они наблюдают наши реакции, часто для того, чтобы определить, как им спровоцировать одобрение своих инфантильных стремлений».

Очевидно, что для успешной психотерапии совершенно необходимо понимание контрпереноса. Я не давал еще достаточно точного определения контрпереноса; существуют, как я уже говорил, значительные разногласия по поводу этого термина. Обычно контрперенос определяют двумя разными способами либо одним, но более общим (Greenson, 1978). Самое узкое определение сводится к тому, что это просто множество переносных реакций терапевта (в форме фантазий, чувств, мыслей или действий) на переносные реакции и проявления невроза переноса пациента. Формальное психоаналитическое определение, используемое сегодня, относит сюда переносные реакции терапевта (включая, конечно, значимых людей из детства терапевта) на любые проявления личности пациента, в том числе и на его перенос (Reich, 1973).

Наиболее общее определение контрпереноса охватывает общие реакции терапевта, как переносные, так и реалистичные, на все аспекты переноса пациента и на его личность в целом. Кернберг (Kernberg, 1975) указывал, что раннее проявление тотальных контрпереносных реакций в интенсивной – и обычно негативной – форме является типичным при лечении пограничных (borderline) пациентов. Яркий пример такого типа – описанный у Мальтсбергера и Бьюи (Maltsberger & Buie, 1974) случай, который может развиться при лечении пограничных, психотических или суицидальных пациентов. Надельсон (Nadelson, 1977) также рассматривает глубокое влияние, оказываемое на терапевтов «яростью пограничных» («borderline rage»). Таким образом, подобный тотальный контрперенос чаще развивается в ответ на мощный архаичный перенос, хотя Винникотт (Winnicott, 1958) считал, что определенная «ненависть» в латентной форе присутствует в любом контрпереносе и с любыми пациентами; особой проблемой и «значительным напряжением» для аналитика это становится в случае «более психотических пациентов». Чедьяк (Chediak, 1979) предпочитает, однако, называть это «контрреакциями», а не контрпереносом.

Перенос присутствует во всех сколько-нибудь близких человеческих отношениях. Природа подобного переноса при психотерапии зависит от личности психотерапевта, его прошлого опыта и различных характеристик пациента, как физических, так и психологических, независимо от того, представляются ли они терапевту частью переноса пациента или же особенностями его личности.

Исключительно важно осознавать наличие контрпереноса, так как, будучи непроанализированным, он проявится и послужит барьером на пути понимания и интерпретации. И наоборот, выяснение того, какие именно качества, особенности пациента вызывают контрперенос, ведет к более глубокому пониманию пациента. Идеальным, таким образом, является осознание терапевтом своих реакций на реальные аспекты личности пациента и осознание своих переносных реакций на те или иные его качества, составляющие контрперенос.

Целью этого процесса не является ни выражение, ни разделение с пациентом контрпереносных проблем, но определение тех аспектов его личности, которые приводят к переносу, и более глубокое их понимание. Абсолютно глупо обвинять пациента в наших контрпереносных проблемах, особенно в тех их деталях, которые связаны с переносными реакциями. Это просто эксплуатация пациента, и тут требуется скорее личная терапия для аналитика.

Гораздо важнее осознание того, как проявляет себя контрперенос и что с этим можно сделать. Перед тем как мы перейдем к более детальному рассмотрению этого, следует заметить, что Ракер и другие авторы проводят различие между «контрпереносной структурой», «неврозом контрпереноса» и «контрпереносным расстройством характера». Контрпереносная структура – это согласованное и относительно постоянное образование, включающее чувства, фантазии и способы реагирования, которое развивается у терапевта в ответ на перенос и на личность пациента в течение длительного периода терапии. Тауэр (Tower, 1956) написал очень хорошую работу по контрпереносной структуре и ее важнейшей роли в процессе исцеления при психотерапии.

Невроз контрпереноса (Greenson, 1978) начинается тогда, когда пациент становится для терапевта более важным, чем кто-либо еще в его жизни. За исключением некоторых определенных ситуаций, в частности, психотерапии шизофреников (Searles, 1965), невроз контрпереноса почти всегда патологичен и может быть очень опасен. Ракер интерпретирует невроз контрпереноса в основном как эдипов феномен, однако этот вопрос остается все еще спорным. По моим собственным наблюдениям, такая реакция происходит из-за нарушения функций эго у терапевта, но это может случиться вследствие многих причин. Например, Арлоу (Arlow, 1985) называет типичные ситуации, которые провоцируют или ускоряют контрперенос:

1. фиксированная идентификация с пациентом вследствие соответствия бессознательных желаний и фантазий;

2. фантазии и желания аналитика вызваны фантазиями и желаниями пациента (например, желание пациента быть спасенным и желание аналитика спасать);
3. аналитическое окружение (setting), представляющее заманчивые возможности для поощрения нарциссических нужд аналитика.

Так же, как мы проводили различие между неврозом и характерологическими расстройствами пациентов и соответствующими им формами переносов, мы различаем контрпереносные неврозы и контрпереносные характерологические расстройства, хотя такое различие и редко проводится в литературе. Контрпереносное характерологическое расстройство коренится в характере терапевта; оно в чем-то аналогично расстройствам характера у пациента. Так, расстройства характера будут включать определенные формы поведения и общее личностное отношение к пациенту, позволяя предположить, что пациент напоминает какую-то значимую личность из прошлого терапевта, вызывая схожие паттерны поведения. Иногда это довольно трудно заметить, однако вопрос очень важен и заслуживает самого пристального внимания. Многие неудачи в ходе психотерапии имеют в своей основе бессознательные контрпереносные характерологические расстройства.

Различные авторы анализировали те признаки, или сигналы, которые указывают на наличие контрпереноса. Например, Меннингер (Menninger, 1958) выделил следующие общие признаки, которые проявляются при контрпереносе:

1. Неспособность понять определенного рода материал, который касается личных проблем терапевта.

2. Депрессивные и тяжелые чувства в ходе и после сеансов с определенным пациентом.
3. Небрежность в отношении определенных соглашений с пациентом, опоздания, пропуски назначенных часов без особых причин и так далее.
4. Постоянная сонливость терапевта во время сеансов или даже засыпание.
5. Чрезмерное или недостаточное внимание к финансовым соглашениям с пациентом или то же самое – в отношении времени и места встреч.
6. Повторение невротических или беспричинных аффектов по отношению к пациенту.
7. Позволение или поощрение раскрепощения или зажатия.
8. Попытки вызвать у коллег или пациентов впечатление важности данного пациента.
9. Чрезмерное стремление опубликовать материал или прочитать лекцию о данном пациенте.
10. Культивирование зависимости, привязанности пациента или восхваление его.
11. Садистическое или без необходимости резкое отношение к пациенту, проявляемое терапевтом, или же обратное этому.
12. Чувство, что пациент может сильно повлиять на репутацию или престиж терапевта и страх все это потерять.
13. Споры с пациентом или утрата контроля и негативные чувства, если пациент что-то доказывает или спорит.
14. Обнаружение своей неспособности найти оптимальный уровень тревожности для успешного ведения процесса терапии и метания между двумя крайностями – от чрезмерной тревоги пациента до потери им мотивации, утраты интереса, скуки.
15. Попытки помочь пациенту в его проблемах вне рамок сессии.
16. Вовлеченность в финансовые дела пациента, или соглашения с ним на личном или социальном уровне, или постоянное стремление снискать его расположение, всячески рационализируя свои усилия найти расположение именно у него.
17. Неожиданные уменьшения или рост интереса к определенным клиническим случаям.
18. Сны о данном пациенте.
19. Слишком сильная озабоченность в свободное время пациентом и его проблемами.
20. Компульсивная тенденция продолжить с пациентом работу над определенными проблемами.

Подобная компульсивная тенденция – продолжать работу над определенными проблемами – не всегда свидетельствует о неослабном внимании к каким-то конкретным интерпретациям. Такое продолжение работы может, конечно, включать и контрперенос, но также и некоторые другие, более тонкие импульсы к ее продолжению, которые мы часто наблюдаем при контрпереносных проблемах, – попытки вынудить пациента к регрессивному переносу. Некоторые терапевты-новички, например, чувствуют, что пациент должен развить невроз переноса при интенсивной терапии, и они пытаются вынудить его к этому при помощи различных маневров. Эта проблема подробно обсуждалась Де Вальдом (De Wald, 1964). Такое «принуждение» к образованию переноса всегда рассматривалось как контрпереносная проблема терапевта.

После того как терапевт установил особую структуру и ход работы с пациентом, ему следует тщательно проверять любые возможные отклонения от такой структуры, так как они могут быть связаны с контрпереносом (Langs, 1979). Сюда же входит и решение использовать дополнительные психофармакологические препараты или другие формы лечения.

Что мы делаем, когда возникает серьезный контрперенос? Ясно, что разница между терапевтом-новичком и опытным терапевтом заключается не в том, что у новичка много контрпереносных реакций, а у опытного терапевта их нет совсем. Действительно, у опытного терапевта, прошедшего серьезную и длительную личную психотерапию и психоанализ, будут не столь сильные и менее неуправляемые переносные реакции, чем у новичка, который зачастую и не осознает своих проблем. Однако даже самый зрелый и «пролеченный» аналитик проявляет те или иные контрпереносные реакции на протяжении своей работы с пациентом (Reich, 1973). Контрпереносная структура, как мы ее определили выше, всегда присутствует в продолжительной интенсивной терапии.

Различие между новичком и опытным терапевтом состоит в том, что последний постоянно изучает свои контрпереносы и их структуру, пытаясь понять, когда они возникают, ведет постоянный самоанализ, старается контролировать свои контрпереносы в том смысле, что не позволяет контрпереносным чувствам влиять на ход анализа и удерживает подобные реакции «на расстоянии» или даже использует их для улучшения процесса психотерапии.

Если терапевт осознает свои стойкие контрпереносные установки, он может компенсировать их путем сознательного решения и контроля. Де Вальд (De Wald, 1964) пишет, что «необходимо подчеркнуть готовность терапевта принять наличие контрпереноса без особого чувства вины или стыда, а также его честность и самооценку при попытках обнаружить и понять такие реакции. Как и пациент в ходе лечения, терапевт должен затем попытаться использовать свое новое понимание или осознание этих реакций и изменить их и свое поведение в текущей ситуации. До тех пор пока терапевт не будет в состоянии смотреть в лицо психологической правде о себе, трудно представить, что он может ответить на нужды и запросы пациента».

В своих попытках идентифицировать контрперенос терапевт должен равняться на те же самые стандарты честной и откровенной самооценки, которые он предлагает пациенту. Если проблема контрпереноса достаточно серьезна, терапевт может использовать по меньшей мере три альтернативы. Первая и самая простая состоит в том, чтобы воздержаться от терапевтического вмешательства и работы хотя бы на короткий промежуток времени и полностью проработать контрпереносные проблемы путем самоанализа. Общее правило в этом случае – если терапевт испытывает тревогу в отношении пациента или в связи с ним, то не давать интерпретаций и не вести в это время терапевтическую работе, поскольку они, вне всякого сомнения, будут направлены лишь на уменьшение своей собственной тревоги. Когда у терапевта есть сильные нерешенные конфликты, особенно если они соприкасаются с основными проблемами пациента, это может вызвать серьезные контрпереносные трудности и искажения.

Если терапевт испытывает хронические проблемы с данным пациентом, наступает момент, когда ему следует поискать для себя помощи. Предполагается, что терапевт прошел уже свой личный анализ и, следовательно, должен осознанно и тщательно осуществлять самоисследование, прорабатывая проблемы, с которыми сталкивается. Однако если этого не происходит, то ему следует обратиться за помощью к коллегам. Мой личный опыт говорит о том, что консультации с другими аналитиками исключительно полезны и важны при работе с контрпереносом. Множество личностных нарушений, суицидов, сексуальных проблем, неудач и тупиков психотерапии можно было бы предотвратить, если бы терапевт обладал смелостью проконсультироваться с уважаемым им коллегой в тот момент, когда он осознал наличие тех или иных контрпереносных реакций. Я настаиваю на двух максимах в поведении с пациентами, которые можно было бы назвать «категорическим императивом» психотерапии. Они могут служить способом проверки наличия контрпереноса: никогда не будьте эксплуататором или мстителем для своих пациентов; ведите себя так, как будто пациент – гость в вашем доме, которого вы представляете своей жене.

Если консультация не помогла, остается третий, наиболее серьезный способ работы с сильным контрпереносом: терапевт может вновь пройти личную психотерапию или психоанализ. Эта терапия, по моему мнению, должна проводиться не тем, что в первый раз, психотерапевтом, и если в первом случае это была психотерапия, то очень полезен психоанализ.

Есть один странный аспект контрпереноса, не так часто обсуждаемый в литературе и имеющий тенденцию развиваться скрытым и сублимированным способом. Даже если терапевт был достаточно хорошо проанализирован ранее, существует вероятность того, что определенные неявные контрпереносные чувства или поведение могут проникнуть в психотерапию «нелегально». При появлении у терапевта хотя бы смутного или мимолетного подозрения относительно наличия контрпереносных проблем, ему следует обратиться к опытным коллегам. Проявившиеся в представлении данного случая элементы контрпереноса могут быть проанализированы. Как только на них будет сосредоточено внимание, они скорее всего очень быстро превратятся в силу, способствующую психотерапии. Я наблюдал множество случаев, когда знаменитая максима Бенджамина Франклина из «Дневника бедного Ричарда», если ей следовали, предотвращала различные неприятности в психотерапии: «Если не хочешь, чтобы об этом узнали, не делай этого». То есть не ведите себя с пациентом при психотерапии так, чтобы вам потом стало неудобно, если бы об этом узнали коллеги или широкая общественность. Это можно назвать третьим важным императивом, который служит для предотвращения действия контрпереноса в психотерапии.

Контрперенос не следует считать исключительно негативным явлением. Он становится таковым и начинает отрицательно влиять на ход терапии только в случае, если распознан и обработан некорректно. Целью терапии терапевта является не устранение любой возможности появления контрпереноса, но скорее обучение терапевта тому, как осознавать свои реакции и зрело с ними обращаться.

Иногда эти реакции, если изучить их достаточно объективно, могут привести к более глубокому пониманию пациента и дать о нем дополнительную информацию. Если терапевт замечает свои реакции и анализирует их, то он может осознать, какие именно из действий или слов пациента продуцируют контрперенос. До этого терапевт мог и не осознавать многого из того, что сообщал или пытался сообщить ему пациент. Вместо того чтобы слушать, он мог реагировать, – например, страданием от контрпереносной реакции (Chessick, 1985b). В этом смысле контрперенос, так же как и перенос, нередко воспринимается как сопротивление воспоминанию или вскрытию проблемы. Анализ контрпереноса в психотерапии приносит нам больше знания и понимания того материала, который до этого терапевтом не воспринимался.

Кохут (Kohut, 1971) описывал типичный контрпереносный ответ на зеркальный и идеализированный переносы, проявляющиеся при нарциссических расстройствах личности (а также при других доэдиповых расстройствах или у пациентов, которые регрессировали к таким переносам). Типичный контрперенос на перенос идеализированного Я-объекта идет через мобилизацию архаического грандиозного Собственного Я терапевта, приводящую к проявлению защитных «укреплений» пациента в виде различных вариантов идеализации. Типичные контрпереносные реакции на зеркальный перенос – скука, утрата интереса к пациенту, невнимательность, раздражение, сарказм и склонность отчитать пациента за собственный контрэксгибиционизм или же попытки вести терапию при помощи увещеваний, убеждения и тому подобного.

Гюнтер (Gunther, 1976), используя подход психологии Собственного Я, объяснял феномены контрпереноса как стремление терапевта сохранить нарциссическое равновесие, что особенно опасно в случае доэдиповых проблем из-за архаических по природе требований пациента. Эта интересная концепция может также помочь нам понять контрпереносные фантазии и «неэтичное» поведение части терапевтов с нарциссическими нарушениями личности. Судя по моему супервизорскому опыту, нарциссическое неравновесие – наиболее общий генератор контрпереносов, хотя с позиции супервизора и невозможно оценить, являются ли эти проблемы защитами от глубоких нерешенных инфантильных конфликтов или нет.

Каждый терапевт должен познакомиться с замечательной работой Габбарда (Gabbard, 1982) о «точке выхода» как пациента, так и терапевта. Исходящие от терапевта эти завершающие комментарии по поводу того, как пациент выходит их дверей кабинета, часто могут выявить «уснувший» контрперенос и поэтому должны тщательно анализироваться. Такие «точки выхода» могут иметь несколько возможных значений, когда они переживаются пациентом. Например, пациент может обнаружить свое истинное Я или свои чувства (в отличие от уступчивого и ложного состояния в начале сеанса). Или же такой момент выхода может представлять собой попытку заглянуть «за ограду» к терапевту и получить персональную информацию о нем. Это может быть и «крик о помощи» («Я погибну без вас»), какая-то характерная защита, компенсация или месть за нарциссическую травму, нанесенную во время сеанса.

Вольф (Wolf, 1985) подчеркивал регрессию обоих – и пациента, и терапевта – в ходе психоаналитического лечения, а также наличие защит против такой регрессии. Аналитик регрессирует вследствие необходимости особенно напрягать внимание по сравнению с обычным уровнем, а также из-за процедур, ограничивающих нормальное самовыражение терапевта. Это может приводит к состоянию тревоги у аналитика с последующими контрпереносными защитами против нарциссического неравновесия. Но это может иметь и благоприятные последствия, включая 1) сильную мотивацию оставаться эмпатически «созвучным» пациенту и 2) некоторую его идеализацию. Последняя переживается пациентом как подтверждение нереализованного потенциала и как стимул для его проявления. Контрперенос, таким образом, не обязательно является патологией – он может стать в ходе лечения и позитивной силой, ведущей, когда он проработан, к большей согласованности Собственного Я пациента и аналитика. «В аналитическом процессе два участника – они оба, так сказать, подвергаются анализу» (Wolf, 1985, p. 282).

Взаимодействие переноса пациента и контрпереносной структуры аналитика это, вероятно, один из основных и наиболее важных факторов психоаналитической психотерапии. Как пишет Ракер (Racker, 1968, p.180) «Борьба с сопротивлением ради выздоровления пациента приобретает некоторое сходство с известной борьбой библейского патриарха Иакова с ангелом. Она безрезультатно продолжалась целую ночь, а потом Иаков сказал: «Я не отпущу тебя, пока не осчастливишь». Ангелу ничего не оставалось, как выполнить эту просьбу. Возможно, и мы, подобно Иакову, завершим нашу борьбу хромыми, но если будем бороться так же мужественно, как он, мы окажемся внутренне не менее счастливы как заслужившие это; и наши пациенты тоже».

Выражаясь менее поэтично, такая борьба параллельно проходит через весь процесс психотерапии и у терапевта, и у пациента. У пациента это борьба между силами сопротивления и его врожденными биологическими и психологическими силами, направленными на восстановление здоровья и преодоление невротического конфликта. У терапевта это борьба, возникающая в силу его личностных особенностей и переноса пациента. Борьба идет между желанием понять и интерпретировать перенос, с одной стороны, и тенденцией к неверному толкованию контрпереноса – с другой. Пациент должен пытаться справиться с сопротивлением путем внутренних психологических усилий; терапевт – систематически борясь с силами контрпереноса за понимание и корректное лечение пациента.

Эти совместно протекающие баталии и играют главную роль при определении исхода терапии. Они также объясняют часто повторяемую терапевтами фразу: «В ходе любого лечения терапевт учится у пациента». Терапевт расширяет свои границы понимания человека, становится более зрелым и достигает большей интегрированности эго. И наоборот, непроанализированный в течение длительного времени опыт может привести к тому, что Уайл, (Wile, 1972) называл «терапевтическим упадком духа», к иррациональному пессимизму, не зависящему от реальных успехов в работе и личной жизни. Все это подталкивает к преждевременным завершениям терапии или даже к уходу из профессии, вызывает повышенный интерес к оригинальным новомодным техникам или столь же иррациональный оптимизм и переоценку собственных возможностей. Быть может, худшим вариантом этого является такое состояние, когда, «утратив чувство целей и задач того, что он делает, терапевт начинает предлагать пациенту компенсаторное успокоение и утешение» (Wile, 1972, p.52).

Перевод В.М. Козлова.