Опыт животного мира

Я утверждаю, что уникальную природу человека
будет невозможно разглядеть во всем ее грандиозном великолепии,
если мы отделим людей от их прошлого —
тех древних, исторически сложившихся качеств,
которые мы до сих пор разделяем с животным миром.

— Конрад Лоренц

Яркий и живой мир наших эмоций, страхов и реакций
похож на бескрайний лес со всей его фауной.
Мы переживаем эти чувства так, как будто они —
это дикие звери, которые несутся, продираясь сквозь
густую листву нашего бытия, робко и тревожно
вглядываются вдаль или тихо крадутся,
искусно выслеживая свою жертву, соединяя нас
с нашей собственной, но неизвестной нам доселе личностью...

— Пол Шепард

Основы физиологии человека эволюционировали вместе с самыми первыми существами, которые выползли из первозданного ила. И, хотя нам очень сильно хотелось бы считать по-другому, наша связь с этими первобытными созданиями в основе своей осталась неизменной. На фундаментальном биологическом уровне организма нет никаких размышлений, никакого осмысления, а есть только инстинктивные реакции на все, что происходит вокруг. В организме человека одни из этих импульсов не вполне отчетливы, зато другие — мощны и настойчивы. И независимо от того, насколько высоко развитыми стали люди в плане своего интеллекта, чувств, умения планировать, строить, синтезировать, анализировать, приобретать опыт и творить, ничто не заменит тех едва уловимых, инстинктивных, целительных сил, которые мы взяли с собой из нашего примитивного прошлого.

Животные тоже это делают

Природа наделила практически всех живых созданий очень сходными реакциями нервной системы на угрозу опасности. Однако, среди всех биологических видов есть только один, у которого постоянно развиваются длительные травматические эффекты последействия — это человек. Единственный случай, когда мы можем наблюдать сходные эффекты у других животных — это когда человек приручает их или когда они, находясь под наблюдением в лабораторных условиях, систематически подвергаются воздействию стрессовой ситуации. В этих случаях у них развиваются острые и хронические травматические реакции.
Это открытие ставит перед нами следующие вопросы:

• Поскольку практически у всех живых существ реакция нервной системы на угрозу кажется разумно устроенной и эффективно функционирует, то почему же люди оказываются неспособными воспользоваться всеми преимущества ми этой системы?
• Знаем ли мы, как получить к ней доступ?
• Может, мы просто не принимаем ее во внимание?
• Почему людей так легко травмировать?
• Что животные делают такого, чего не делаем мы?
• Как и чему мы можем научиться у животных?

В природном мире те реакции выживания, о которых мы говорили ранее, являются абсолютно нормальными, здоровыми и служат животным на пользу. Когда животные сталкиваются с событиями, угрожающими их жизни, они быстро проходят через первичную шоковую реакцию и полностью восстанавливаются. Их реакции ограничены во времени и не переходят в хроническую форму. Наблюдая за их поведением, мы можем лучше понять и свои собственные инстинктивные способности успешно преодолевать травму.
Мы также можем больше узнать о том, что нам делать, чтобы не препятствовать своим собственным инстинктам.

Опыт телесно ощущаемого чувствования дает нам возможность воссоединения с животным внутри себя. Знание, чувство и ощущение заостряют наше внимание на том, с чего может начаться наше исцеление. Природа о нас не забыла, это мы забыли о ней. Нервная система травмированного человека не повреждена, она как бы застыла в состоянии приостановленного возбуждения. Снова открывая для себя чувствование ощущения, мы сообщим своим переживаниям тепло и жизненную силу. Это чувствование также будет мягким и безопасным способом вновь запустить инстинктивный процесс преобразования энергии, который был прерван в момент возникновения травмы. Завершение этого процесса предотвращает превращение посттравматических реакций в хронические. Мы обладаем встроенными механизмами реагирования на травму и продвижения к ее естественному разрешению. Некоторые из них являются общими для нас и для животных, а некоторые принадлежат только нам — в частности, наши высокоразвитые способности мыслить и говорить.

Давайте перейдем теперь к тому отделу нашего головного мозга, который очень важен при обсуждении вопросов травмы. В глубине мозга каждого животного находится рептилиевый мозг. Это — то место, где обитают все инстинкты. Единственный способ дать нашему сознанию доступ к целительным ресурсам, находящимся внутри нас, заключается в использовании ощущения и телесно ощущаемого чувствования. Ощущения — это язык мозга рептилий. И в биологическом, и в физиологическом отношении мозг рептилий жизненно важен для всех животных, включая людей. Он закодирован вместе с инстинктивными планами действий, которые обеспечивают выживание вида (самосохранение и размножение). Эта часть мозга контролирует непроизвольные изменения, которые управляют жизненно важными функциями тела. Рептилиевый мозг — это образец, с которого начали свое эволюционное развитие все высшие формы жизни. В то время как его функции могут быть усовершенствованными или казаться утерявшими свое значение у высших животных, те формы поведения, которые рождаются в рептилиевом центре мозга, являются ключом к разгадке тайны травмы. Именно эти формы поведения позволяет нам на собственном опыте ощутить себя человеком-животным.

Слушайте, когда говорит мозг рептилий!

«Он не виноват», — сказал он.
«Ну, конечно, — сказал Лекс, —
«он едва не съел нас, и он не виноват».
-«Но он же плотоядный. Он просто делает то,
что привык делать».

— Майкл Криктон, Парк юрского периода

Для рептилий не существует сознательного выбора. Любое поведение, любое движение инстинктивно по своей природе. Инстинкт, и только он, управляет процессами поиска пищи, укрытия и подходящего партнера для произведения потомства. Все их защитные тактики являются генетически запрограммированными в их примитивном и высокоэффективном мозгу. Все формы поведения происходят в виде определенных ритмических циклов, которыми сама рептилия управлять не в состоянии. День за днем, месяц за месяцем и год за годом, на протяжении сотен миллионов лет повторяются эти ритуалы жизни. Почему, спросите вы? Потому, что они работают.

Вот ползет насекомое, оно приближается к ящерице, которая греется на солнце, лежа на бревне. Ящерица делает быстрое движение языком, и насекомое исчезает. Эта ящерица не тратит время на размышления о том, голодна ли она. Она не задается вопросом, достаточно ли чисто это насекомое для того, чтобы съесть его. Она не подсчитывает, сколько калорий она получает в течение дня. Она просто ест. И точно так же она спит, размножается, убегает, замирает, борется и т.д. Жизнь, в которой господствуют инстинкты, проста. Ящерице не нужно ничего запоминать, ничего планировать, ничему учиться — со всем этим справляются инстинкты.

Будучи млекопитающими, антилопа и гепард (Глава 1) обладают мозгом, который включает в себя как рептилиевый центр, так и более развитую структуру, известную как лимбический мозг. Лимбический мозг есть у всех высших животных (включая нас), и именно он является основным местоположением сложных эмоциональных и социальных форм поведения, отсутствующих у рептилий. Эти формы поведения не замещают собой инстинктивные импульсы, исходящие из рептилиевого мозга, они дополняют и усиливают их. Лимбический мозг принимает импульсы из рептилиего центра и перерабатывает эти данные. Этот эволюционный скачок предоставляет млекопитающим большую свободу выбора по сравнению с рептилиями.

То, что стадо антилоп способно вместе пастись, общаться и спасаться бегством, действуя как единый организм, обусловлено отчасти дополнительной информацией, предоставляемой лимбическим мозгом. В добавление к своей инстинктивной реакции бегства, антилопы развили и сохранили в себе понимание того, что их выживаемость повышается, если они собираются в группу (к примеру, молодые антилопы пытаются воссоединиться со стадом, когда что-то угрожает им — Глава 1). Вместе с лимбическим мозгом развились и эмоции. Эмоции дали млекопитающим более совершенные способы хранения и передачи информации и подготовили пути для развития рационального мозга.
Весь наш интеллект развился из инстинктивной матрицы. Инстинкт определяет те параметры, согласно которым каждый вид формирует свои мысли и создает свой язык. У здорового человека инстинкты, эмоции и интеллект действуют сообща для того, чтобы обеспечить наиболее широкий ряд возможных выборов в любой ситуации.

В единстве с природой

Покачиваясь, наклоняясь и вибрируя,
самое уязвимое и хрупкое создание [медуза]
поручило свою защиту силе и мощи всего океана,
которому оно доверило всю свою жизнь и всю свою волю.

— Урсула ле Гуин — Небесный станок

Насекомое подползает к зоне досягаемости языка ящерицы и исчезает. Стадо антилоп чует опасность и, как единый организм, устремляется в безопасное место. Эти примеры демонстрируют способность животных мгновенно переводить внешнюю информацию во внутренние инстинктивные реакции. Животное и окружающая среда — это единое целое, где нет различий между стимулом и реакцией.

Нет организма, который более наглядно иллюстрировал бы эту восприимчивость по отношению к окружающей среде, чем медуза или амеба. Пульсируя и вибрируя в жидкой среде, которая ненамного отличается от ее собственной структуры, амеба движется в единстве со своим окружением. Малейшее изменение в среде ее обитания вызывает моментальную реакцию. К примеру, амеба изменяет направление своего движения в сторону предполагаемой пищи или прочь от токсичной области. Сигналы извне, которые она получает, и ответная реакция амебы происходят, как единое событие. Они практически синхронны и синонимичны.

Такой тип восприимчивости крайне важен для выживания любого организма. Без него, как бы мы смогли правильно и вовремя отреагировать на благоприятную возможность или на опасность? Именно тело делает возможным такую восприимчивость. У людей этот опыт находит свое выражение через ощущение и телесно ощущаемое чувствование.

Восприимчивость

Первый след — как конец длинной струны.
На другом конце, далеко-далеко, движется кто-то —
таинственное существо, которое время от времени
дает о себе знать, каждый раз сообщая вам
что-то новое, и, в конце концов, вы почти уже
видите его, даже до того, как вам удается к нему подойти.

— Из книги Тома Брауна «Охотник»,
по рассказу Вильяма Иона Уоткинса

Большинству людей, живущих в современном мире, не хватает способности сохранять ощущение присутствия или восприимчивости по отношению к разнообразным нюансам своего внешнего и внутреннего мира. Однако подобное осознавание является ключевым элементом жизнедеятельности многих туземных народов. Давайте рассмотрим, что переживает туземный охотник в диком лесу.
Для того, чтобы оставаться восприимчивым по отношению к окружающему миру, охотник должен быть очень внимательным к свои животным реакциям и телесно ощущаемому чувствованию. Так он сможет лучше осознавать не только собственные реакции, но и реакции своей жертвы. Охотник и жертва становятся единым целым. Он знает, когда его жертва больна или ранена, проголодалась или устала. Он знает, когда зверь охотится или спаривается, и как много он проспал накануне. Из его следов он знает, куда зверь ходил на водопой. По снежному сугробу около кустов он определяет, где именно зверь спал. На горном плато, со всех сторон обдуваемом ветром, где не видно никаких следов, охотник следует за собственным чутьем, ощущением «единства» со зверем. Инстинкт говорит ему, куда тот ушел. Охотника и зверя объединяет общий дух.
Несмотря на то, что охотник обрел острую восприимчивость по отношению к животному, которое он преследует, он также должен сохранять осознавание по отношению ко всем другим сигналам (информации), о которых сообщает ему среда, как внешняя, так и внутренняя. Возможно, что за ним охотятся или, по крайней мере, следят другие звери, голодные или просто любопытные. Его безопасность зависит от его способности оставаться присутствующим, используя телесно ощущаемое чувствование. В конечном счете, с помощью телесного чувствования можно уловить едва различимые звуки или движения. Внутренне, он может быть предупрежден об опасности при помощи смутного ощущения, что что-то не совсем так. Запахи насыщенны, цвета — живы и ярки. Все вокруг полно жизни. Находясь в таком состоянии сознания, можно обнаружить красоту в том, что раньше могло казаться заурядным — в веточке, бабочке, капле росы на листе.

Сливаясь с этим потоком, охотник испытывает глубокое ощущение благополучия. Он готов к действию, он бдителен, но в то же время расслаблен. Оптимально функционирующие «ориентировочные реакции» придают охотнику уверенность в себе и чувство безопасности, основанное на его способности четко распознавать и отвечать на любой брошенный ему вызов.

Для диких животных эти инстинктивные реакции означают выживание — предоставляя возможность находиться в слиянии и единении с окружающей средой, они позволяют животным остаться в живых. Но людям может быть доступно и гораздо большее, если они будут использовать эти животные реакции. Эти реакции усиливают нашу способность к взаимодействию и наслаждению, даруя нам живительную силу и энергию. Когда мы здоровы и не находимся под действием травмы, эти инстинктивные реакции привносят в нашу жизнь чувственность, разнообразие и бесконечное изумление.