Гештальт и Психоанализ

Глава 3
ГЕШТАЛЬТ И ПСИХОАНАЛИЗ
Перлз и психоанализ

Очевидно, что Гештальт-терапия — такая же дочь психоанализа, как и терапевтические направления райхианского или неорайхианского толка (вегетотерапия, оргономия, биоэнергетика, и т. д.) или как трансактный анализ. Вместе с тем Гештальт — это строптивое дитя, которое к тому же унаследовало хроническую непокорность Перлза, восставшего против Фрейда.

Как известно, Перлз прошел один за другим четыре психоанализа:

• первый — с Карен Хорни — длился всего лишь год,

• второй — с Кларой Хаппель — был внезапно и резко прерван,
• третий — с Эженом Харником — длился чуть дольше, однако сам терапевт был до смешного пассивен,
• четвертый — с Вильгельмом Райхом, практиковавшим активный неортодоксальный психоанализ.

Кстати, Карен Хорни и Райх более других учеников Фрейда отошли от взглядов своего учителя, что особенно заметно по их поздним работам, опубликованным после их эмиграции в США.

И наконец, необходимо указать на значение косвенного влияния Шандора Ференчи (и, в частности, его активной техники и его теплых физических контактов в терапии), испытанного Фрицем и Лорой Перлз через посредство его учеников и почитателей: Ландауэра, Хитчманна, Отто Ранка, Эрика Фромма, Клары Томпсон, Грегори Бейтсона, Хайнца Когута и самой Карен Хорни. Этим влиянием может вполне объясняться определенное сходство, наблюдаемое между практическими подходами Перлза и Винникотта — непосредственного ученика Ференчи, а также его коллег — Мелани Клайн и Михаэля Балинта.

Необходимо подчеркнуть, что в итоге Перлз так и не получил традиционного классического опыта психоанализа, несмотря на шесть лет собственного анализа и дидактического обучения (с 1926 по 1932) и на двадцать три года практики в качестве психоаналитика (с 1928 по 1951).

Поэтому критику, которую он постоянно высказывает в адрес современного ему психоанализа, необходимо рассматривать именно в контексте всего того, что было сказано выше, и при этом учитывать перенесенное им жестокое нарциссическое ранение от неудачной встречи с Фрейдом во время Психоаналитического конгресса в Праге в 1936 году.

При ближайшем рассмотрении можно заметить, что Перлз прежде всего критикует то карикатурное представление о психоанализе, которое он сам же себе и создал, и многие современные психоаналитики совсем не узнают себя, когда речь заходит о том образе психоанализа, против которого выступал Перлз.

И, наконец, не нужно забывать, что Перлз и Гудман, будучи новаторами, стремились добиться признания своего нового метода через его противопоставление официально принятой системе. Ведь

мы самоутверждаемся, только противопоставляя себя (Валлон),

а завоевание собственной идентичности происходит через усиление границ и подчеркивание различий.

Фриц против Зигмунда
В следующем кратком обзоре психоанализа я не претендую на полное рассмотрение основных идей упоминаемых мной авторов. Я лишь попытаюсь указать некоторые их общие или отличные по отношению к Гештальту идеи.

И начнем, конечно же, с Зигмунда Фрейда (1856—1939), чтобы перейти потом к его друзьям — как верным, так и неверным. В действительности Перлз оспаривает очень многие фундаментальные представления как теории, так и техники фрейдовского ортодоксального психоанализа, а именно: значение бессознательного, примат детской сексуальности, роль подавления в развитии неврозов, Эдипов комплекс, комплекс кастрации, инстинкт смерти, использование в ходе лечения невроза переноса, благожелательную нейтральность, правило воздержанности и т. д.

Бессознательное
Перлз указывает на чрезмерную обширность фрейдовского бессознательного, объединяющего:

• ранее осознаваемые, а впоследствии подавленные чувства;

• никогда не выходившие в сознание впечатления;
• и, наконец, не поддающиеся осознаванию физиологические ощущения, такие как вегетативные процессы или процессы роста...

Поэтому он предпочитает говорить о «неосознаваемом в данный момент» и изучать скорее актуальный процесс подавления, чем содержание подавленного материала.

Становится понятно, что Перлз «не отрицает бессознательное», как иногда можно услышать от людей плохо информированных или от злопыхателей! Он просто предлагает идти к нему другими путями, в частности через вслушивание в тело, в ощущения, в эмоции.

Перлз утверждает, что внимательное наблюдение за актуальными поверхностными явлениями (Волнение на поверхности позволяет предположить глубинное движение. К тому же «когда вода течет в квартире прямо из крана, то зачем утомляться, доставая ее из глубокого колодца?» (Перлз). Добавлю, пользуясь метафорой, что сведения об окружности позволяют с точностью определить ее центр, тогда как обратное утверждение — неверно) может дать столько же материала, сколько и длительные «археологические раскопки» направленные на эксгумацию в той или иной степени искаженных «псевдовоспоминаний детства».

Невроз
Впрочем, Перлз придавал большое значение оральным и кожным физиологическим потребностям (голод и потребность в контакте), фундаментальным для индивидуального выживания и первичным по отношению к сексуальному импульсу в чистом виде.

Для него невроз — это следствие накопления определенной суммы «незакрытых Гештальтов», то есть скорее прерванных или неудовлетворенных потребностей, чем желаний, запрещенных обществом или подавленных суперэго или эго. Таким образом, невроз рождается из конфликта между организмом и окружающей его средой (мать, отец, другие люди) и поэтому его можно обнаружить именно на границе-контакт между индивидуумом и его жизненной средой.

Перенос
Специальное преобразование спонтанного переноса клиента в «невроз трансфера» (или переноса), который считается аналогом детского невроза и искусственно взращивается аналитиком (отступающим в благожелательную нейтральность), представляется Перлзу бесполезным и даже опасным маневром (Как мы увидим впоследствии (гл. 8), такая чрезмерная недоверчивость по отношению к переносу уже больше не разделяется большинством гештальтистов, многие из которых имеют психоаналитический опыт. Учитывая его, они используют скорее контрперенос (или перенос терапевта), чем собственно перенос клиента. (Juston D. Le Transfer en Gestalt-therapie et en psychanalyse. ed. Boite de Pandore. Lille, 1990.). Это способствует значительному удлинению лечения; одновременно создается чрезмерная, иногда длящаяся годами зависимость клиента (например, ему запрещается осуществлять важные решения в своей повседневной жизни). Кроме того, невроз трансфера может способствовать развитию и поддержанию существования проективных механизмов, которые Перлз рассматривает у клиента как способ сопротивления социальной реальности и уклонения от ответственности.
Перлз восхваляет то, что он называет «контролируемым участием», которое способствует более живому, непосредственному контакту двух людей. Явления переноса, как таковые, при этом не отбрасываются, а просто рассматриваются по мере их возникновения, однако сам перенос не служит основным двигателем терапии.

How and Now

(По Перлзу, Гештальт можно обобщить в четырех словах, которые в английском рифмуются: I and You, How and Now (Я и Ты, Как и Теперь).

Любые поиски объяснений причин расстройства, связанного с травмами раннего детства, представляются Перлзу защитными оправданиями, которые усиливают, а не разрушают невроз. Так, если я приду к заключению, что «я бессилен, потому что моя мать чрезмерно меня опекала и подавляла моего отца», то это станет «извинением» всех моих актуальных трудностей и позволит мне утвердиться в моем фаталистическом детерминизме. Мы можем сказать вместе с Лаканом, что

«интерпретация витает симптом».

Это значит, что в первое время она его поддерживает и усиливает, придавая ему смысл. Однако внимательный анализ того, каким образом проявляется расстройство сегодня и какие вероятные вторичные выгоды оно приносит мне сейчас, может побудить меня с легкостью отказаться от интерпретации и опереться:

• на как и для чего (зачем), а не на почему,

• на настоящее, а не на прошлое,
• на свою собственную ответственность, не оставаясь в подчинении у неизбежной фатальности.

Одновременно сам Перлз уточняет:

«Я ни в коем случае не отрицаю, что все берет свое происхождение в прошлом и стремится к последующему развитию, я просто хочу пояснить, что прошлое и будущее постоянно соотносятся с настоящим и должны быть с ним связаны. Вне связи с настоящим они теряют свой смысл». Перлз Ф.: Эго, Голод и Агрессия.

Кроме того, даже успешного анализа прошлого не всегда оказывается достаточно, ибо «симптомы часто продолжают сохраняться, несмотря на осознавание подавленного представления» (Райх. Анализ характера, 1933).
Можно было бы сказать, что Гештальт предлагает осуществить своего рода инверсию процесса лечения: в психоанализе предполагается, что осознавание повлечет изменения в переживании, тогда как в Гештальте изменение в переживании — возникающее в опыте — ведет к изменению поведения, которое сопровождается осознаванием. Для психоаналитиков особая «роскошь» — это исчезновение симптома, а для гештальтистов таковой, скорее всего, будет считаться осознавание.

Индивидуальная и групповая психотерапия.

Слово и взаимодействие

В ходе анализа может произойти так, что вербальные отношения двух людей, происходящие за стенами кабинета, будут способствовать развитию болезненных рационализаций (например, с депрессивным оттенком) или фантазий (доходящих до бреда), которые при этом никак не сопоставляются с внешней «социальной реальностью».

Так, например, я могу совершенно искренне воспринимать и описывать себя как обольстительного и предприимчивого, в то время как в реальной групповой ситуации, когда я прибегаю к словам и, кроме того, взаимодействую с другими людьми, могут быстро проявиться совершенно противоположные черты.

Не так уж редко слово с очевидностью расходится с жестикуляционным или социальным поведением, однако такое расхождение оказывается сведенным до минимума в ситуации ортодоксального аналитического лечения, когда «пациент» остается пассивно лежать на диване, лишенный всякого движения и даже простого зрительного контакта со своим терапевтом.

Благожелательная нейтральность
В реальности аналитик никогда не бывает нейтральным: клиент интуитивно ощущает его глубинные чувства, пусть даже они и контролируются терапевтом. Говоря об этом, психоаналитик Саша Нахт замечает:

«В течение долгого времени психоаналитики были убеждены, что они могут „подчинить себе" и даже устранить свои собственные бессознательные реакции контрпереноса посредством нейтрального поведения. Теперь мы знаем, что в аналитической практике контрперенос плодотворен в такой же степени, что и перенос» (Nacht S. La Therapeutique psychanalytique. Paris, 1967).
Более того, клиент бессознательно старается удовлетворить ожидания своего терапевта (которые он ощущает или проецирует на него): например, он приносит ему «необычные сны» или типичные «эдиповы ситуации»...

Бремя теории и правил
На практике аналитик часто воспринимается более «осуждающим», несмотря на хранимую им тишину и афишированную нейтральность, чем гештальт-терапевт, который делится своими личными переживаниями и даже своей точкой зрения, таким образом предоставляя клиенту возможность вступить с ним в спор.
В психоанализе, опирающемся на тщательно разработанный свод догматических правил, клиент иногда чувствует себя (ошибочно или по праву) как бы «закаталогизированным», внесенным в определенную нозографическую категорию. Он должен найти свое место в теории, считающейся универсальной, и поэтому не всегда ощущает уважение к своеобразию своей личности.

Перлз, несколько утрируя, говорит о:

• фрейдовской «апатии» (воздержанность, нейтральность и даже холодность),

• роджерианской «эмпатии» (вибрировать в унисон с другим человеком, «поставить себя на его место»),
• гештальтистской «симпатии» (аутентичные отношения «Я— Ты» двух людей, каждый из которых остается самим собой).

Психоанализ, с его строгими правилами, иногда выглядит слишком нормативным, предлагая в качестве целей лишь социализацию и адаптацию: так, например, гомосексуализм даже сейчас иногда определяется в психоанализе как «извращение» (perversion—фр., в самом пренебрежительном, просторечном смысле этого термина).
Гештальт, a priori отказавшись от классификаций или имплицитных ожиданий терапевта в отношении своего клиента, представляется намного более либеральным подходом. Однако следует признать, что такое аномичное отношение парадоксальным образом способствует возникновению новой нормы:
«Нужно... не иметь норм!»,

что ведет к своего рода «антиконформистскому конформизму».

(Аномия (от фр. anomie—отсутствие законов)—нравственно-психологическое состояние сознания, характеризующееся разложением системы ценностей, обусловленным кризисом общества, противоречием между провозглашенными целями и невозможностью их реализации. (Прим. переводчика.)

Элитарность и демократия.
Наконец, стоит подчеркнуть, что психоанализ доступен только ограниченному социальному слою, своего рода аристократии, и не только из-за финансовых причин, но и в силу того факта, что психоанализ требует достаточной способности к вербализации собственного опыта.

Гештальт, как и большинство других подходов гуманистической психологии, наоборот, пользуется более спонтанным и поливалентным языком (как вербальным, так и невербальным). Кроме того, частое обращение к терапии в группе делает его доступным для людей всех слоев общества и всех возрастов. Так, в Сан-Франциско я смог участвовать в мастерских, открытых для прохожих, «хиппи», бродяг и наркоманов, молодых и пожилых, которые сначала заходили туда просто из любопытства, а потом регулярно возвращались, чтобы, заплатив несколько долларов, на свой манер искать собственное внутреннее равновесие.

Попутно отметим, что классический психоаналитик за свою карьеру может заниматься лечением только ограниченного числа пациентов (в большинстве своем из одного и того же социального круга): это число редко превышает одну или две сотни, из расчета, в среднем, по три-четыре сеанса в неделю в течение четырех-пяти лет. В то время как гештальтист, практикующий индивидуальную и групповую терапию, может один узнать и заниматься лечением нескольких тысяч человек, из расчета, к примеру, по одной группе в неделю или по одному интенсивному семинару в месяц в течение двух лет — параллельно с индивидуальной клиентурой.
После такой широкой критики психоанализа укажем несколько пунктов, в которых Перлз остается близок Фрейду.

Компульсивная тенденция к повторению
Перлз заимствует фрейдовское понятие компульсивного повторения, но эта тенденция, с его точки зрения, связана скорее с неудовлетворенными потребностями, с «незакрытыми Гештальтами», которым, как показала Зейгарник, присуще стремление к завершению

Амбивалентность
Фрейдовская тема амбивалентности, развитая уже Юнгом, в Гештальте находит свое завершение в работе по интегрированию противоположных «полярностей», таких как любовь/ненависть, жестокость/нежность, автономия/зависимость, авантюра/безопасность, мужественность/женственность и т. д.

Сны
Мы уже указывали, что сновидения широко используются в обоих подходах, однако в анализе они служат основой для вербальных ассоциаций и чаще всего влекут за собой интерпретацию.
В Гештальте последовательная идентификация со всеми элементами сновидения также влечет за собой ассоциации, часто сопровождаемые эмоциональными реакциями, нередко усиленными посредством проигрывания (воплощения в действие) по психодраматическому типу.

Сопротивления
«На протяжении всей своей жизни Фрейд не переставал считать интерпретацию сопротивления и переноса характерными, специфическими особенностями его техники. Более того, перенос должен частично поддерживаться ради сопротивления, в той мере, в какой он (перенос) подменяет реальные действия по повторению процессом устного припоминания...

[...] Фрейд выделяет пять форм сопротивлений: подавление, сопротивление трансфера, вторичная выгода от болезни, сопротивление бессознательного и сопротивление суперэго». (Лапланш и Понталис. Словарь психоанализа)
(Кстати, Анна Фрейд перечисляет огромное число механизмов защиты: подавление, регрессия, реакционное образование, изоляция, ретроактивная аннуляция, проекция, интроекция, обращение на себя, сублимация, отрицание посредством фантазии, идеализация, идентификация с агрессором и т. д. )

В Гештальте также используется понятие сопротивления, однако его определение несколько иное. «Нам представляется, что сопротивление достойно уважения: это не стена, которую нужно разрушить, а творческая сила, проявляющаяся во взаимодействии с этим сложным миром» (Polser Е. and М. Gestalt Therapy integrated. New York, Vintage Books, 1973). Касаясь интерпретации, отметим следующее:

• в психоанализе жест часто рассматривается как сопротивление вербализации: acting out, или переход к действию во время сеанса, ведет к обрыву вербального анализа;

• в Гештальте, наоборот, именно преждевременная вербализация часто рассматривается как сопротивление клиента тому, чтобы отдаться ощущениям и чувствам, которые позволят проявиться ассоциированному с ними глубинному переживанию («защитная рационализация»).

Катарсис посредством эмоциональной абреакции
Несомненно, что работа в Гештальте обычно происходит с опорой на всю совокупность телесных ощущений, возникающих здесь и теперь, но часто напоминающих о сценах из прошлого, которые всплывают на поверхность и вновь переживаются уже в настоящем.
Если в психоанализе актуальную эмоцию может вызвать вербализованное воспоминание, то в Гештальте эмоция, ведущая к воспоминанию, возникает через актуальное телесное ощущение:

Робер: — Я ощущаю давление на грудь...
Терапевт: ~ Сохраняй это впечатление... Усиль его... Опиши его.
P.: — Я чувствую себя раздавленным... Я задыхаюсь... У меня чувство бессилия... Мне страшно...
Т.: — Попытайся закрыть глаза... Сохраняй это ощущение давления, усиль это чувство...

(Робер закрывает глаза; у него учащается дыхание; можно подумать, что он задыхается; у него напрягаются руки, пальцы...)

Р.:—Я задыхаюсь... Я больше не могу дышать—как при астматическом приступе...
Т.: — Откройся ощущениям... не стремись пока к пониманию... Не мешай своему телу, рукам...

(Его руки, словно на ощупь, исследуют окружающее пространство.)

P.: — Я задыхаюсь... Мне страшно... Я в темноте... Я словно закрыт в карцере... Когда я был маленьким, моя мать часто закрывала меня в карцере, когда я делал глупости. Однажды, мне было тогда примерно шесть лет, она меня там забыла — или оставила сознательно — на целую ночь...
Т.: — Говори в настоящем: сейчас тебе шесть лет, ты — там, в темном карцере, совсем один... и ты задыхаешься...
P.: —Да... Мне страшно... Я всеми брошен (вздох)... Я сейчас умру...
Т.: — Тебе все еще шесть лет... Скажи все это прямо своей матери: «Мама, я умираю, не бросай меня...»
P.: — (кричит) — Мама! Где ты? Выпусти меня! Я задыхаюсь! Я задыхаюсь!.. Я умру!..
Т.: — Громче! Не бойся кричать... Позови ее еще раз, если тебе хочется... Говори ей все, что приходит тебе в голову...

(Далее следует долгая, примерно получасовая, работа по «повторному проживанию» травматической ситуации детства и других связанных с ней эпизодов.)
В действительности — так же, как и в психоанализе — нам не столь важно, какими будут воспоминания — точными или изменившимися: важно то, что ситуация проживается с эмоциональной интенсивностью, достаточной для того, чтобы пробудить подавленные тревоги, которые ассоциируются с актуальными телесными ощущениями (См. в главе 10 наши гипотезы о влиянии эмоций на лимбические структуры головного мозга).
Сам Фрейд в 1893 году, когда он еще не был напуган теми катарсическими реакциями у своих клиентов, которыми он не умел управлять, заявлял: «Оживление травматического воспоминания становится целебным только тогда, когда оно сопровождается эмоциями', ибо суть катарсического эффекта заключается в аффективной абреакции».